Ходят слухи, что будет прощальный тур Сердючки.
— Это не слухи.
Это хорошая традиция нашей эстрады — объявить прощальный тур, заработать на этом денег, а потом продолжить…
— Я знал, что ты это скажешь, и я тебе отвечу. Если я звезду играю, а я так и делаю, естественно, я могу поехать в тур и возвратиться на сцену. Это свойственно нашим и западным знаменитостям. Смотри, мы прощаемся, но мы еще встретимся. Прощальный тур я воспринимаю как расставание с этими скачками, поездками по городам. Когда у тебя нет другой жизни и ты ничего не можешь создавать из-за того, что твоя изначальная идея настолько популярна и востребована, что придумать что-то новое просто невозможно. Я пустой, как барабан. В какой-то момент я почувствовал, что не хочу — тяжело мне это делать, быть Сердючкой. Я выдавливаю из себя последние соки.
У тебя пропадает любовь к персонажу?
— Нет, я просто выдавливаю из себя шутки, настроение. Получается, выгляжу неорганично в образе Сердючки, словно Данилко переодетый. Или когда в жизни все рушится, а на сцене надо развлекать — сложно. Подобное случилось со мной совсем недавно. Я этому сильно удивился. Думал, не переживу. Думал, такое происходит только лет в двадцать. Несколько дней провел в лежа, ничего не ел, как восемнадцатилетний парень.
С чем это связано?
— Есть вещи, о которых мы не можем говорить.
Речь идет о любви?
— Да, об отношениях. Они для меня были так важны, что вдруг я задумался: а может, это оно. У меня даже возникло желание рассказать о них людям. Приехал в Харьков на какой-то концерт, а я в такой депрессии нахожусь. Я просто не мог взять себя в руки. И ни одна таблетка не помогала, совершенно был себе неподвластен. По дороге в гостиницу я купил две чашки, привез их домой. Поставил перед собой, а моя домработница вместила одну чашку в другую. Накануне закончились моя романтическая история, которая никак по-другому решиться не могла.
Вот мы и заговорили о возрасте. Можно произнести эту цифру вслух? Сорок пять.
— Послушай, а я думаю, что и не нужно. Она не имеет ко мне никакого отношения, обычные паспортные данные. Мое ощущение себя — период студенчества.
Двадцать до сих пор?
— Двадцать шесть. Когда я могу общаться с молодежью, не замечая разницы.
Заметил, что все вдруг начали обращаться к тебе по имени-отчеству?
— Давно начали. Андрей — неудобно, все говорят Михалыч.
Было такое, что после 30-ти в кругу друзей стали обсуждать, кто к какому врачу пошел, или давать советы, чем лечиться?
— Слушай, у меня это было всегда. Я ходил к врачу постоянно. На меня с молоду резко обрушилась популярность. А я просто сидел и не знал, как с ней справиться. Находился в какой-то депрессии, на нервной почве мое лицо обсыпало так, что я даже не мог загримироваться. Я никогда этого не рассказывал, кстати. Естественно, ты смущаешься, прячешься. Я помню концерт: Кривой Рог, цирк, толпа людей. А я прячусь в туалете, чтобы просто побыть одному. Я не был готов к такому вниманию. То есть по-человечески это меня никак не портило. У меня никогда не было такого: машины, телки, понты. Наоборот, для меня тот период был очень тяжелым и я бы не хотел вернуться в него.
Какие дни были страшными настолько, что дело доходило до больничной койки?
— Все время. Я постоянно себя плохо чувствовал. Помню, артисты вопросительно на меня поглядывали, отчего я какой-то перепуганный, зажатый, напряженный. Я реально себя плохо чувствовал и все время хотел спрятаться от людей. Очень не любил, когда на меня смотрели. Парадокс, да. Я всегда выходил на сцену без малейшего стеснения, смущения. Абсолютно диаметральные взаимоотношения меня ожидали за кулисами.
Ты когда-нибудь относил Сердючку к понятию «травести»?
— Если анализировать с позиции шоу, то наверное, это определение подходит. Когда на Западе говорят о «drug queen», Сердючка там на втором месте. Имею ввиду, в мире на втором месте.
А первый кто?
— Какой-то Dame Edna Everage. Он играет наряженную богатую пенсионерку, которая дает оценку разным политическим событиям. К ориентации самого актера его персонаж не имеет никакого отношения. Это юмористическая роль.
Комик?
— Да. Есть люди, которые не понимают, что я не играю женщин. Чтобы объяснить доступно, то Сердючка и мама — это Винни Пух и Пятачок. Винни придумывает всегда какую-то ерунду, а Пятачок за ним хвостом бегает, — куда Сердючка, туда и мама. Это комедия ситуации. Но при этом у людей есть сопереживание. Почему? Если дочка ходит с мамой, значит, что-то не получилось?
Да у нас целая страна одиноких женщин! Прямо в точку попал.
— Вот! И люди это чувствуют. Я же раскладываю персонаж Верки по полочкам только сейчас, прежде никогда его не объяснял. Люди понимают, что Сердючка оказалась сложнее, чем они думали.
Что это не просто мужчина в женском платье…
— Знаешь, иногда мне пишут смешные комментарии. Одна девушка недавно узнала, что Верка Сердючка — мужчина. То есть была себе Верка Сердючка, а тут вдруг мы узнали, что Винни Пух — это женщина. Это я к тому, что раньше меня постоянно хотели задеть, оскорбить: «Шо ты бабу играешь!». В одно время меня это просто бесило.
А по отношению к Сердючке такое было?
— Конечно! Многие люди терпеть меня не могли из-за популярности. Не говоря о юмористах… Потому что Сердючка — это реальный коммерческий успех.
В начале карьеры ты создал свой театр, где были балерины, милиционеры и другие. Как понял, что главной среди них должна быть Сердючка?
— Все было не так. После первого моего выступления в роли проводницы (она тогда и Сердючкой не называлась) был такой фурор, я тебе клянусь, такие овации, что меня кружило словно в космосе. Я не мог определить то состояние. Такое случалось со мною дважды, второй — после Евровидения. Я несколько раз выходил на бис. Зашел в гримерку, а мне говорят: «Выходи! Андрей, тебя зовут, выходи!». Я не мог понять, что я им такое показал. Подумал: «Может я Смоктуновский (смеется — прим.ред.). Что я такого сыграл?». А эта тема была настолько актуальна тогда, прямо совпала со временем.
Такое было с Ласковым маем, когда они звучали всюду в начале 90-х, но самих участников группы никто не знал. Еще с детства помню. С нами случилось то же. Голос проводницы звучал на всех рынках. Иду по базару и слышу, как отовсюду ору. Ты можешь представить? Это же разговорная манера исполнения, не песня. Помню, в Харькове подошел к ларьку с кассетами, решил купить свою. Смотрю, все кассеты стоят четыреста рублей, а моя — шестьсот. Ты представляешь, сколько они тогда на мне заработали?
А тебе-то никаких начислений…
— Ничего. Я тогда зажлобился приобрести ту запись, но задумался о ранге Сердючки. Ведь на Лужники (вместимость стадиона 81 000 человек) друзей не мог пригласить, все билеты распродавали. И я никогда об этом не упоминал в интервью.
Ты собирал Лужники?
— Та сумасшедшие! Два концерта! Была Пугачева, банкет. Шура подрался с Хизритом, который директор Аллегровой. Помню, приезжаю в Лужники, меня встречает охрана, передо мной стоит эта огромная машина, и я стесняюсь в нее садиться. Я говорю, что не сяду в нее, не пойду. Поворачиваюсь к организатору, спрашиваю, можно ли охрану убрать, которая окружила меня со всех сторон. Она мне отвечает: «Андрей, ты наверное что-то не понимаешь, у меня продано два зала». Я ей объясняю: «Я стесняюсь». Она мне: «Ты можешь стесняться, это твои проблемы. Но если ты споткнешься, мне как потом разбираться?». И я закрыл свой рот.
Охранники сторожили меня даже у двери номера. Уборная в номере находилась как раз возле входной двери. И каждый раз, когда я нажимал на слив, мне казалось, что они с меня просто насмехаются. Понимаешь? (смеется — прим.пред.) Мне так было стыдно. Те концерты были на уровне Depeche mode, разговорные, на минуточку, номера на сцене Лужников! Дальше пошли сольные концерты, когда я был совершенно обессилен. Путал Луцк с Луганском и Липецком. Я не выдерживал. Была постоянная необходимость пить.
Алкоголь спасает?
— А как еще можно расслабиться? Чтобы сократить дорогу, пока мы переезжали с одного города в другой, я старался заснуть на коленях у помощницы Инки. Так я сразу оказывался в гостинице и нормально высыпался. Говорю же, некоторые года я совершенно не помню. С 1998 по 2000 год города не помню, только фрагментами. Попал в колесо — крутись там. Меня никто не спрашивал, хочу выступать или нет. Последнее выступление с номерами было в Магнитогорске. Потом я сказал, что прекращаю свои рассказы. Временно поставил все на паузу.
Я долго не мог найти формулу Сердючки, вот эти «гоп-гоп». Как вдруг меня осенило: «Ну точно же, свадьба». Где еще встретишь такое веселье». Все мои талантливые ребята тогда просили: «Андрей, только не пой, что-угодно, только не пой». Но я понял, что юмор стал точечным и нужно адаптироваться ко времени. То, что смешно на Рублевке, не веселит в Житомире. Ко всем городам свой подход, нет массового юмора. Как раз началась эра корпоративов, когда все гуляют за дурные деньги. И Сердючка в них очень даже вписалась.
А какой самый странный корпоратив в твоей жизни?
— Сейчас подумаю… Ну, что проституткам пел — это такое. Вспомнил! Дело было с украинскими политиками. Привозят меня в гостевой дом, вижу Орбакайте, Шуфутинского. Пытаюсь понять, куда попал. Задаю вопрос Орбакайте: «Ну что, как там публика?». Я никогда не забуду ее глаза, когда она мне сказала: «Какая публика, там два человека». Как два человека? Ничего не мог понять. Нарядился в свои доспехи и пошел с коллективом дарить радость людям. Интересуюсь, что за праздник. Говорят, какая-то встреча друзей.
Выхожу я «на сцену», передо мной сидят два человека (не могу назвать имена) и какие-то там девчата. Я же спрашиваю по наивности своей: «Это ваши дочки?». Они покатились по полу. Я пою себе дальше, слышу пьяное и замедленное: «Тише, тише, тише». Я отшучиваюсь, что-то вроде, за ваши деньги все сделаем. А он мне на ухо фамилию называет. А я не знаю, кто он такой (смеется — прим.ред.), в ответ бросаю ему: «И что мне сделать?». Дальше звучит: «Хорошо, уважаю, наливаем». Я же ему в стиле Верки: «Не могу, пью антибиотики (а я действительно тогда болел); и вообще, бесплатно — не пью». Надо же было найти какой-нибудь весомый для него аргумент, и чтобы при этом в образе оставаться. Он мне: «Сколько хочешь?» Я ему: «Триста долларов». Тут же появлялся чемоданчик, из которого высчитывали запрошенную сумму. Я раз триста, два триста — уже шестьсот. Наш балет уже посматривает на деньги (смеется — прим.ред.).
Вдруг второй человек ко мне обращается. Оказалось, у них была встреча после того, как он отсидел. И он говорит: «Я в тюрьме научился играть на гитаре Белые розы. Можешь спеть?». У меня как раз с собой была минусовка этой песни. Я пою, слева сидит Таисия Повалий с Игорем Лихутой, мужем своим, а рядом с ними — этот рыдающий мужчина. И Таисия понимает, что не те песни поет на корпоративных мероприятиях (смеется — прим.ред.). Мужчина этот еще раз ко мне: «Повтори!». Второй в это время отсчитывает валюту с чемодана. Потихоньку и я пьянею, но одновременно думаю, куда пихать деньги, если нет карманов. Оттягиваю верх колготок, бросаю туда огромную пачку валюты — и дальше себе развлекаю публику.
Монтаж, склейка, следующий кадр в гримерке. Я переодеваюсь, вспотевший, мокрые купюры рассыпались по колготкам, все смотрят. Мы потом их высушили феном и раздали всем премию. По тем временам получилась гигантская сумма. И я подумал, как хорошо, что Верка — это персонаж, который можно обыграть. А представь, когда так выступают молодые парни или девушки, которых запросто могут унизить или сказать «пошла отсюда», «сидеть, я те сидеть сказал!», «пей!». В подобных ситуациях эта маска безусловно меня сильно спасала.
Можешь описать костюм Сердючки, что там под ним?
— А что вас интересует? (смеется — прим.ред.)
Сколько весит, например.
— Звезда на Евровидении весила около восьми килограммов. Поскольку состояла из настоящих зеркал. Мы не понимали, как удержать ее на голове, чтобы не упала во время выступления. У меня постоянно болела шея из-за необходимости постоянно держать баланс. Терпеть не могу этот костюм.
Грудь какая, поролоновая?
— Да. В костюме безумно жарко. Я минут сорок после выступления только прихожу в себя и остываю, настолько потный.
Ты упоминал, что жизнь поделилась на «до» Евровидения и «после». Почему?
— Я думал, что я такая конфета, все меня, Сердючку веселую, так любят. Я был наивным! Говорят, за первое место договариваются, что оно политическое.
Да?
— Так говорят.
То есть, на самом деле ты мог занять первое место?
— Конечно! Я тебе скажу больше, к нам подходит организатор Евровидения с просьбой «Андрей, не снимайте наушник». А у нас не успех там, а триумф. Вся Финляндия ходила с флажками, люди из фольги делали себе звезды, пели. Все шло к первому месту, и я в этом был уверен. Решающим в голосовании жюри, думаю, оказалась очень нестабильная ситуация в Украине. Потому что фраза «Андрей, только не снимайте наушник» означала, что ты должен еще раз петь в финале. Полагаю, жюри до последнего спорили. Выиграла девушка из Сербии с песней Molitva.
Почему тогда именно Сербия?
— Летом того года в Сербии организовали саммит, на который приехал даже Буш. Какой-то политический повод отдать Сербии первое место был точно. Я тебе сейчас рассказываю то, что рассказывали на конкурсе мне. И я настолько тогда от этого устал, настолько хотел, чтобы это все закончилось… Сразу скажу, что я не пил в тот день, когда смс посыпались потоком. Я не мог ничего сделать: ни включить, ни выключить. И я сижу в таком состоянии (которое в жизни было только раз), будто в данную минуту обо мне говорят все. Не знаю даже, как это описать.
Это страшно?
— Тебе непонятно это ощущение. Ты сидишь как придурок, а о тебе все говорят: вокруг, в голове, в каждом уголке планеты. Первая, с кем я поговорил, была Алла Пугачева.
Что говорила? Поздравляла или о ситуации в России упомянула?
— Я не знал, что в России происходит. На Евровидении ко мне подходили русские каналы, в кадре я шутил. Оказалось потом, все интервью со мною перекрутили, в эфирах говорили жуткие гадости. Что произошло и на Пусть говорят, куда я приехал лично. Мне сказали, люди неправильно расслышали..
«Приедьте, объясните»…
— Конечно! Я приезжаю, а там всех расфасовали, кто на чьей стороне. На самом деле я отнесся очень легкомысленно к этому. Как-то наш барабанщик перевел Lasha Tumbai, как «взбивай масло». Я и ляпнул это в эфире, чтобы в стиле Сердючки, будто оправдываюсь, выкручиваюсь как могу, вру. Первый канал тогда выплеснул на меня всю злость Кости Эрнста, их генерального директора.
Как так ты ему дорогу перешел?
— Ты не понимаешь?
Нет. Ты имеешь в виду, что занял место его группы?
— А как иначе. Мы же с ним накануне встречались. Он знал, какую песню я буду исполнять. И вот в тот день нашей встречи я сижу в столовке Останкино, ко мне подбегает секретарша Константина с фразой: «Быстро к Константину Львовичу!». А я ей: «Что значит быстро? Что это за текст у вас такой? Я только заказал. Сейчас поем и приду». Она: «Нет, быстро!». Я ей: «Давайте я сначала поем, затем подойду». У него кабинет на каком-то десятом этаже был. Она с иронией: «Так и передать?». Я: «Так и передайте». Поел себе, выпил компот, поднимаюсь в кабинет, а Константина нет на месте. Внезапно он забегает в кабинет. Мне показалось, он специально пришел после, типа «Ты жди». Хотя может, я себе это придумал.
Я ему рассказываю, мол есть такая песня, задорная, от Украины не пустят скорее всего, давайте поеду от России. Даже объясняю, что в тексте есть момент скандальности, имея в виду немецкое «sieben, sieben», конечно же, намек на фашистов. Он мне: «Нет, это не пойдет, не то». И мы нормально расстались. В итоге Эрнст с Фадеевым готовят на конкурс группу Серебро, с которыми у меня тоже были прекрасные отношения. Но то ли они мне завидовали, то ли что… Думаете, почему они готовились занять серебряное место? Все правильно, потому что Серебро. И я перешел дорогу не потому, что Lasha Tumbai, а потому сбил их расчеты на второе место. Так мне кажется.
Когда писал текст песни, у тебя в голове хоть как-то фраза «Lasha Tumbai» была созвучна с «Russia, goodbye»?
— И близко нет. В песне все равно же какая-то белиберда-считалочка, да? Я понимаю, что английский текст не выучу, попросту забуду его. Так и придумал себе абракадабру. А созвучной мне была фраза из песни Цоя Бошетунмай. Когда на Евровидении мне рассказывали, какой скандал назревает в России, я откровенно смеялся. Никогда не подумал бы, что это правда. Все говорили, что я хороший пиарщик, а я не понимал, зачем мне надевают медали, которых я не достоин (смеется — прим.ред.).
После конкурса приезжаю я на Славянский Базар, вокруг меня уже слишком «накрученная» обстановка. Люди шарахаются меня, словно «Внимание! Баба Яга приехала». Мне тогда было тридцать три года и я чувствовал полное опустошение. Как сейчас помню: приехал домой, нажарил картошки, звонок, Джигарханян: «Послушай, сыночек, это вечная борьба Гулливера с лилипутами» (смеется — прим.ред.). И я сел, наелся этой картошки и подумал: «Мое тяжелое состояние почувствовали только люди, которые мне совсем не друзья и не родственники».
Ты потерял какое-то количество концертов?
— Безусловно. Говорят, Эрнст даже в Кремль бегал договариваться. Людей «накрутили» до ненависти в мой адрес. «Он плюнул в лицо России» — вот такие были упреки. До сих пор не понимаю, зачем это было нужно Эрнсту. Только потому, что Серебро заняли третье место?
Так у него с Серебро все в порядке.
— С Серебро — да, но он с Фадеевым потом разошелся во взглядах. У них была такая ссора! То есть Первый канал — это мощь, они сказали — все моментально подхватили. Помню ведущий Дима Борисов объявлял в новостях Первого канала: «Первое место — Сербия, а второе, победоносное, — Россия». То есть второго места для них не существовало априори (смеется — прим.ред.). Хотя я понимаю, что на войне все методы хороши, но они вели себя как дети, честное слово. После конкурса я полностью изменил свои взгляды на шоу-бизнес. Выяснилось, я был слишком наивным!
Напомним, что ранее в Сети обсуждали исторический поцелуй популярного украинского телеведущего и участника проекта Танці з зірками 2018 Руслана Сеничкина c всемирно известным роботом Софией. Почему это событие стало поворотным не только в жизни ведущего, но и всего мира робототехники, а также фото и видео события можно найти в нашем материале.
Материал подготовила Мария Пасика
Больше интересных материалов можно прочитать на clutch.ua.
