Заметные шрамы — не приговор красоте: девушки делятся своими историями

Подобный пример продемонстрировала всему миру британская принцесса Евгения, одев на свою свадьбу платье с большим вырезом на спине, открывающим значительный шрам от операции на позвоночнике. Этот ход был не случайным: представительница голубых кровей таким образом хотела поддержать подростков, стесняющихся больших отметин, которые остались после тяжелых травм и операций.

О своих шрамах и жизни с ними рассказывают девушки:

Вера, 24 года:

У меня довольно большой шрам на локте: вставляли пластины после сложного перелома. Я его люблю, использую его как повод завести беседу. Рассказываю, как я погуляла с собакой, как мне неправильно поставили диагноз, как я охренела от цены операции, как смешно отходить от наркоза ну и всякое такое. Собака была большая, ротвейлер. Она побежала за голубем сквозь низкую ограду (собака не виновата). Я ударилась об ограду и ещё и поводок не отпустила: испугалась, потому что собака чужая (я с ней сидела, пока его хозяева уехали в отпуск), поэтому она его ещё потянула и убежала за голубем. После демонстрации все обычно тоже начинают показывать свои шрамы и рассказывают интересные истории.

Перелом был со смещением, а в травме сказали, что это просто ушиб, и я три дня верила в это, пока не начало тошнить. Если бы раньше узнали, возможно, даже не понадобилась бы операция.

Наталья, 34 года:

Из заметных у меня два шрама: один на голове от трепанации, другой на шее от трахеостомы. Оба – последствия того, что три года назад меня сбила машина. Когда я очнулась, никаких нежных чувств к шрамам не испытывала. Я плакала и думала, сколько денег придется потратить на их удаление. Но видела я их тогда нечасто, в нейрохирургии, где я лежала, не было зеркал — специально для таких случаев. В общем, первое время было очень тяжело, мне казалось, что внешность моя необратимо обезображена и прочее в таком духе. Хотя я гораздо больше страдала из-за бритой головы, чем собственно из-за шрама.

А потом, во время очередной моей истерики, папа мне сказал, что лучше быть со шрамом и живой, чем с красивой ровной головой без шрама — и мертвой. И что-то еще из серии “шрамы — это знак того, через какие испытания ты смогла пройти и остаться в живых, знак силы”, в общем, что-то духоподъемное. Слова эти на меня подействовали, конечно, не сразу, некоторое время я носила вещи с высоким воротом, закрывающим шею, а на голову вертела тюрбаны.

Окружающие первое время смотрели, но, мне кажется, не из-за шрамов, а потому, что после операций я выглядела как призрак: лысая голова и шрам впридачу, конечно, привлекали внимание. Потом, когда я уже стала восстанавливаться, поняла, что нет, вроде никто не пялится.

Мария:

В августе прошлого года мне удалили грыжу позвоночника и заменили позвоночный диск. Все происходило в шейном отделе, и до операции я думала, что разрез будут делать сзади, я уже даже придумала, чем как и когда я забью шрам. Но доктор сказал, что будет делать разрез спереди. «Второй подбородок закроет», подумала я. Операция прошла хорошо. Я на следующий день уже встала. Я не видела шрам около недели,  не чувствовала его, так как он был под повязкой, но когда я увидела его, мне стало не по себе. Я никогда не была в больнице, меня никогда не оперировали. Нитки только что вынули, там была кровь, болячки, все было в йоде. Месяц я ходила в «ошейнике» на улице, дома я пыталась шрам закрыть, закрасить. Я жила с молодым человеком, и мне казалось, что я какой-то Франкенштейн. Сексуальность улетучилась, хотя мой молодой человек меня поддерживал, когда я попала на операцию. Он мотался ко мне по два раза в день, возил мою маму ко мне. Он первый, кого я увидела, когда проснулась после операции. После он возился со мной. Шрам ему нравится, он не заострял на нем внимания никогда.

Со временем шрам посветлел. Время от времени он проявляется, краснеет, синеет. Я полюбила его. Теперь мне кажется это дерзковато даже немного. Я знаю, что это не самый большой и «драматический» шрам, но он есть.

Евгения, 25 лет:

У меня есть шрам на переносице: в 13 лет я балансировала на столбике и упала, а очки вошли вглубь моего лица. Травма была довольно серьёзная, переносицу зашивали в челюстно-лицевой больнице, и шрам остался довольно заметный. В 13 лет, не будучи и так уверенной в своей внешности, я получила ещё один комплекс. Я отрастила челку и носила очки для зрения, а когда решалась открыть лицо, то мне сразу задавали кучу вопросов на тему «что это у тебя между глаз?». Прошло время, я выросла, шрам немного побледнел, а я обрела уверенность в себе. Ношу линзы, спокойно хожу без макияжа и отвечаю на все вопросы, связанные с этим дефектом. Но шрам на немаленьком семитском носу в подростковом возрасте был для меня сущим страданием.

Хотя я перестала фанатично замазывать шрам ещё в университете, к полному принятию своей внешности пришла, когда начала работать с большим количеством людей. Стало очевидно, что всем не понравишься, вот и все. Я учитель немецкого и английского в средней и старшей школе. Кстати, когда раньше работала переводчиком, уделяла своей внешности гораздо больше внимания, было важнее выглядеть привлекательно всегда.

Дети иногда задают вопросы, но мои объяснения их удовлетворяют и больше внимания они на шрам не обращают. А вот взрослые, по моим ощущениям, чаще всего задают вопросы об этом, стараясь уязвить, в не очень дружелюбном тоне.

Материал взят из сайта make your style

Еще редакция Сlutch советует прочитать:

Топ-5 полезных перекусов: сытость под рукой