Все фотографии эксклюзивно для Clutch.
В начале марта под дулами автоматов россияне загнали местных жителей в тесный подвал. Почти месяц более 300 человек жили в невыносимых условиях, 10 из них скончались.
За зеленой дверью лестница, ведущая в подвал.
Там, где она заканчивается — маленькая ниша, в которой тоже содержались люди. У них отбирали телефоны, чтобы они не могли передать информацию нашим защитникам.
Подвал состоит из нескольких комнат и узкого коридора. Везде были люди.
На дверях каждой комнаты у входа указано, сколько взрослых и детей там находилось.
Привилегию спать лежа имели только дети и пенсионеры. Все остальные вынуждены были часами сидеть, не имея возможности пошевелиться.
Даже сейчас, когда село деоккупировано, находиться в подвале тяжело. Удручающая атмосфера, заколоченные окна, запах плесени.
Местами разбросаны остатки российских сухпайков. Находясь здесь, люди не верили, что этот ужас когда-нибудь закончится.
На стенах много детских рисунков и надписей.
В одном из помещений взрослые вели календарь, в котором отмечали имена умерших.
“Они стонали, кричали. Перед тем, как люди умирали, у них "крыша ехала", они теряли рассудок. Не было условий для жизни, кислорода не хватало. Хорошо, если человек умер днем, потому что если дадут добро, то вынесем. А если вечером, то бывало что и сутки мертвецы с нами лежат возле детей”, — вспоминает жуткие подробности местный житель Иван Петрович.
Жительница Ягодного вспоминает:
Они сюда зашли 3 марта в 18 часов. За три часа до этого мы выехали в соседнее село Слободу. Тоже пришлось сидеть в подвале, но своем. Нас там было 15 человек.
Оккупанты говорили нам: «Мы пришли вас освобождать от издевающихся над вами бандеровцев». Только от кого нас освобождать? Мы жили спокойно, пока они не пришли, ходили на работу. Я в мирное время работала в школе.
Ели то, что было в погребе. Даже сырой картофель. Дети делали из него "бутерброды". В Слободе оккупанты еду не забирали. Ходили по домам и просили. Но где хозяев не было, и свиней резали, и кур. Заходили сами и делали все, что хотели – технику забирали, уничтожали все.
Во дворе стояло 2 тигра (русский бронеавтомобиль – прим.ред), а танки прятали за домами. Они ехали прямо по забору, все вываливали. В доме все разлетелось, ни окон, ни дверей.
10 апреля я уже вернулась домой в Ягодное. В доме после оккупантов кошмар — все разбросано, диваны порезали, телевизор из автомата расстреляли.
Сын мой сейчас на войне. Он в армии служил. Так орки нашли фотографии со службы, разбросали и расстреляли их. Ванну всю загадили, опорожнялись прямо там.
Одежду украли, в том числе детскую. Не побрезговали даже игрушками на елку.
Пока наши не начали их накрывать, они в домах жили, а потом перешли в подвалы.
Диваны туда не влезали, так они их перепилили и побросали. Матрацы все из кроватей притащили. Свиней порезали, и прямо в подвале варили себе в буржуйках, которые туда же притащили. Коров постреляли и свиней. По всему двору кишки валялись.
Воспоминания Ирины:
Когда россияне только зашли в деревню, то сделали из моего гаража склад. Я захожу в квартиру, и они вслед за мной. При мне лазят по моей квартире, что хотят, то берут. И все в погреб тянут.
Потом людей загнали в школьный подвал. Там у меня внучка с дочерью были, зять, две племянницы (одна из которых беременна), моя мама.
Сидели мы в, как мы его называем, спортзале. Там стоял стол, на котором был крошечный аккумулятор, едва освещавший помещение.
А на стене гимн карандашом написан и крошечная девочка нарисована, это моя внучка Полинка нарисовала.
Но я удрала из школы, потому что у меня же хозяйство, свинья и кролики. А они же (русские оккупанты – прим.ред.) свиней уже потаскали всех, а я говорю: "Попробуйте только мою свинью зацепить". Так они хотели украсть ее, а она от них убежала. Я ее потом в поле нашла.
Мы с кумом бегали по селу. Порубим кур и тянем в подвал. Людям то есть надо.
Условия были ужасающими. Когда у россиян было настроение, могли с утра выпустили людей из подвала в туалет. А нет настроения, так на день могут закрыть. Люди в туалет на ведра ходили. Мы просили, чтобы выпустили, чтобы ведра вынести.
От недостатка кислорода люди начинали задыхаться и говорить как-то странно. А у меня дочь медик. Говорит: "Мама, эти люди будут умирать".
А потом и моя 75-летняя мама так начала говорить. Она у меня не болтушка, а тут начала много говорить, ссориться, с ума сходить. Дочь говорит: "Мама, забирай бабу, потому что умрет".
Я вышла и говорю россиянам: "Провожатого дадите?" , а один из них отвечает: “Я вижу, что ты сильно смелая. Веди ее сама. Мы туда идти не будем".
Здесь еще такой момент, что кроме россиян в деревне были тувинцы, а они между собой не очень ладили. Могли расстрелять друг друга.
Я маму забрала и везу под пулями на тачке в дом. Я прибегала к ней, приносила то, что было, какую-нибудь похлебку. Говорю сиди, принимай лекарства, прячься.
Мы идем с Ириной по улице, а у нее выступают слезы, ведь каждый уголок родной земли пропитан болью и кровью.
"Здесь лежал наш Леня Грищенко. Он был бывшим полицейским. Его расстреляли. Его тело лежало недели три здесь. А наши его боялись унести, чтобы похоронить, потому что под ним могла быть мина.
А этот дом сожгли. Старушка бедная сидела у печи, там и умерла», — вспоминает она.
С начала апреля, когда ВСУ освободили село от российских оккупантов, люди начали возвращаться в Ягодное.
Кто-то увидел лишь попелище и несколько стен, оставшихся от уютного дома.
Пострадавшие меньше дома с начала июня начал отстраивать добровольческий строительный батальон - "Добробат". В сотрудничестве с Минрегионом добровольцы устраняют последствия прихода "русского мира".
Послесловие:
Перед отъездом из Ягодного меня внезапно позвала хозяйка одного из домов. "Давайте я вам быстренько вишен ведерко нарву", - с улыбкой сказала она и наклонила ветку, на которой щедро сверкали на солнце сочные ягоды. Не зря же село имеет такое название.
Время от времени раздаются взрывы, заставляющие напрячься. Но местные уже привыкли — это наши саперы разминируют Черниговщину.
Жизнь продолжается и жители Ягодного, как и вся Украина, ждут, когда прозвучит заветное: "Мы победили".
