Мне четыре года. Я хожу в балетную школу. Мне надо вставать рано по субботам, чтобы успеть на урок в Академию Танца Карэн Сашс. Я ненавижу рано вставать и ненавижу носить эти колготки, от которых все чешется, но я люблю балетную школу.

Я чувствую грацию и силу, когда танцую, даже если не могу во время растяжки дотянуться головой до колен, как могут другие девочки в моем классе, не могу, потому что мне мешает живот. Мне нравятся мои розовые балетные тапочки и мои розовая сумка для вещей, на которой сбоку вышито моё имя. Я радуюсь и двигаюсь с удовольствием.

И ещё кое-что мотивирует меня. Я хочу быть сказочной принцессой. В конце каждого занятия наша преподавательница играет успокаивающую классическую музыку, от которой мы все засыпаем. Мы должны притворяться будто спим, пока сказочная принцесса – девочка из нашей же группы, которая наряжается в специальную пачку и надевает пластиковую корону – не дотронется до головы каждой из нас своей волшебной палочкой в виде звезды, покрытой блестками. Когда сказочная принцесса касается волшебной палочкой твоей головы, ты можешь просыпаться и идти домой.

Я отчаянно хотела быть сказочной принцессой, но меня никогда не выбирали. Я просыпалась каждое субботнее утро, уставшая, но полная надежд, что вот сегодня будет тот самый день, но он так и не наступал. Однажды, я набралась смелости и спросила учительницу, могу ли я быть сказочной принцессой на следующей неделе, после того как сегодня нас разбудила от волшебного сна девочка, которая была принцессой уже дважды. (Да-да, я считала). «Посмотрим!» — сказала она, не глядя мне в глаза.

Но на следующей неделе меня не выбрали сказочной принцессой.
Меня так никогда и не выбрали.

***

Мне четыре года. Мама отчима дарит мне 50 долларов. Я так и не поняла, почему она мне их дала, но я спрятала деньги в свою коробочку с балериной для драгоценностей, в которой были все мои пластиковые сережки и разноцветный лак для ногтей. Одним субботним утром, мой друг, который жил от нас через пару домов, говорит мне, что в нашу сторону едет грузовичок с мороженым и уже скоро он будет на нашей улице. Я вбегаю в дом, чтобы попросить денег у мамы, но она говорит нет.

Я помню, что лежит в моей коробочке с драгоценностями. Я беру 50 долларов и выхожу на улицу встречать машину с мороженым. Я покупаю большой рожок и много много конфет. Я переполнена эмоциями, потому что никогда у меня не было столько денег на мороженое и сладости! Я купила все конфеты, которые хотела когда-либо попробовать: взрывающиеся во рту конфеты, красящие рот конфеты, ожерелье из конфет, тянучки, пачкающие все вокруг конфеты, конфеты-пуговицы, жвачки.

Я даю немного купленных конфет другу, а остальные забираю в свою комнату и прячу в коробке из-под игрушек рядом с Барби, потому что у меня чувство, что я сделала что-то неправильное. Я чувствую, что мне нельзя покупать конфеты, нельзя тратить эти деньги и нельзя создавать себе запас конфет, которого хватит на несколько месяцев.

Моя мама находит конфеты. Она не ожидала такого от меня. Она злится куда сильнее, нежели я предполагала, я попала по полной программе. Я испытываю стыд. Она забирает мои конфеты. Я плачу от несправедливости происходящего (это были мои деньги!) и в то же время плачу от стыда. Я не помню точно, почему мне так было стыдно за себя. Она забирает мои конфеты и отдает их моим братьям и сестрам.

***

Мне семь лет и моя любимая одежда зеленая неоновая туника с кружевами и короткие обтягивающие велосипедные шорты. Эта туника была длиной до середины бедер, а велосипедные шорты заканчивались прямо над коленями. Я ношу эти вещи с парой больших растянутых носков и кроссовками со встроенными лампочками. Я собираю волосы в хвостик цветной резинкой. Я чувствую себя такой модной, а из-за кружев ещё и утонченной. Я видела, как Кларисса Дарлинг носит кружево в моем любимом телешоу «Кларисса всё объяснит».

Самые обидные фразы из детства

Моя мама говорит, что я больше не должна так одеваться. Она говорит, что кто-то из взрослых ей сделал замечание. Туника слишком короткая, говорит она, а эти шорты слишком обтягивающие. Она заставляет меня избавиться от этой одежды.
Я больше никогда её не носила.

***

Мне восемь лет, и я в кабинете педиатра. Я ненавижу эти осмотры. Меня заставляют раздеваться перед мамой, и доктор взвешивает меня, осматривает и изучает моё тело. Это так неприятно, и я каждый год с ужасом ждала этого осмотра.

В этом году мама обсуждает с доктором мой вес. Они говорят обо мне так, будто меня и не нет в этом кабинете. Мама говорит врачу, что я набираю вес, и она очень переживает. Доктор подтвердил, что я набрала много килограмм и стал расспрашивать о том, что я ем, каким спортом занимаюсь, не ем ли я слишком много. Моя мама говорит, что я тайком ворую еду. Я в тот момент ненавидела всё происходящее. Почему мне никто не задает вопросы? Они что не видят, что вот я тут сижу в одних трусах? Мои щеки горят, а в глазах стоят слезы.

На следующих встречах я отказываюсь раздеваться. Я настаиваю, что останусь в майке. Доктор разочарован. Мама говорит ему, что я «просто слишком чувствительна к теме своего веса».

***

Мне 10 лет, и мы едем в отпуск. Мне нужен новый купальник, потому что старый оказался мал. Мы идем в один из многочисленных магазинов, которые торгуют купальниками, и я постоянно выбираю раздельный купальник, например, вот этот — черного цвета с ярко розовыми пятнами, неоновыми зелеными полосками и флуоресцентными желтыми цветами. Это мои любимые цвета, я их просто обожала. А ещё я думаю, как это неудобно идти в душ после купания в цельном купальнике, куда проще если я просто сниму верх под душем. Мне казалось, что раздельный купальник лучший выбор со всех сторон.

Моя мама пытается убедить меня купить скучный цельный купальник нейтрального цвета. «Разве он не будет тебя стройнить?» — спрашивала она. Но ни на одном из них не было ярких неоновых цветов. Они были либо черные, либо синие. Ведь раздельные явно лучший выбор!

Я примерила раздельный. Я думала, что он отлично на мне сидит. Верх был как раз над моим пупком. Я вышла из примерочной. Мама нахмурилась. Она сказала: «Видишь свой живот?» Потом стала ещё мрачнее: «А что если люди около бассейна будут язвить по поводу твоего живота?»

Со мной никогда такого не происходило раньше, люди никогда не смеялись над моим купальником. Купальник мне так сильно понравился, что я уговорила маму его мне купить, но её комментарий о том, что люди будут смеяться над моим животом звенел в моей голове, и я не могла выключить эти мысли. Когда я выходила к бассейну, то надевала длинную футболку, так что и мой неоновый купальник, и мой живот были надежно под ней спрятаны.

***

Мы ссорились с братом. Я ненавидела с ним ссориться, потому что он был меня старше и всегда мог быстрее придумать, что бы такое обидное сказать. В тот день он смеялся над моим «двойным подбородком».

Я плачу и бегу в свою комнату. Я смотрюсь в маленькое зеркало, которое приклеила к стене. Зеркало, из той самой коробки с драгоценностями, где я прятала свои 50 долларов. Я внимательно изучаю своё лицо.

Он был прав. У меня двойной подбородок. В тот вечер я отказываюсь спускаться к ужину. Я клянусь не покидать свою комнату и не есть до тех пор, пока не похудею, чтобы подбородок у меня остался только один.

Я проголодалась. Я внимательно вглядываюсь в своё лицо и пытаюсь найти положение, в котором мои подбородки не были бы столь заметными. Я обнаружила, что если держать шею прямо и немного выдвинуть нижнюю челюсть вперед, то мой второй подбородок становится не таким заметным.

Сегодня мне 34. И я всё еще пользуюсь этим трюком.

***

К моему брату пришел друг. Мы сели ужинать. Я спустилась и начала садиться за стол. Я всегда сидела на старом расшатанном стуле, который уже много лет качался, когда я плюхалась в него.
Сегодня был тот самый день, когда он наконец подо мной развалился.

Друг брата ничего не сказал, но в понедельник на автобусной остановке он посмотрел на меня и что-то шепнул другому мальчику. Они оба начали смеяться надо мной. Друг брата рассказал всем в школе, что я такая толстая, что подо мной развалился стул.

***

Вот я в команде по софтболу. Я ненавижу софтбол. Я ненавижу бегать, ненавижу грязь, ненавижу жару, и игра мне кажется скучной. Я не дружу ни с кем из своей команды. Я не думаю, что они хотели, чтобы я была в их команде. Нам выдают форму на год – моя ужасно некомфортная и обтягивающая. Она обтягивает мои руки, растягивается на животе так, что можно видеть силуэт пупка, а на груди она обтягивает соски. Я не хочу её носить, я плачу и прошу маму больше не ходить на софтбол.

Хочешь, чтобы твоя дочь была счастливой? Перестань говорить эти фразы

«Почему?» — спрашивает она. «Я уже заплатила за секцию софтбола в этом сезоне». Я говорю ей, что майка слишком узкая. Она отвечает, что это самый большой размер из ей предложенных. Я сказала, что хочу закончить с этой секцией, но она не разрешила. «Я поговорю с тренером», — сказала она мне.

До конца сезона я носила обычную мужскую футболку желтого цвета (желтый цвет – цвет нашей команды «Желтые Куртки»). На моей маке нет ни моего имени, ни номера, на ней вообще ничего не написано. Я не смотрюсь как часть команды. Члены команды знали, что я ношу эту майку потому что командная майка мне мала. Я чувствую себя ничтожеством и отказываюсь бегать на тренировках. Я просто не хотела быть там. Я вообще нигде не хотела быть. Я хотела исчезнуть.

***

Вот я в четвертом классе. Я часто хожу в кабинет медсестры, потому что меня знобит и сильно болит горло по утрам. Меня знобит, потому что я не завтракаю, и мама заставляет меня пить эти коктейли «быстрый завтрак». Я отказываюсь от завтрака, потому что из-за него у меня начинает болеть горло. Я ещё не знаю, что то называется кислотный рефлюкс.

Однажды медсестра пришла со мной поговорить. Она было женщиной лет 50-ти, с тонкими седыми кудрявыми волосами. На ней белая медицинская форма, а широкие бедра едва помещаются в белые брюки. Она была толстой. Она хотела поговорить со мной о моем весе. О сказала, что я должна спросить у своей мамы о программе Весонаблюдатели.

Я протестую: «Я не ем много!» Она сказала, что у меня такое милое лицо. «Ты была бы такой симпатичной, если бы похудела!» Я расплакалась, и она обняла меня. Я не хотела, чтобы она меня обнимала и не хотела, чтобы она со мной разговаривала. Я просто хотела, чтобы на ушла, и я бы легла на синюю мягкую кушетку. Я никогда никому не говорила о её совете присоединиться к программе Весонаблюдателей. Теперь, когда меня знобило или моё горло горело, я пряталась в школьном туалете.

***

Мне 23 и я влюблена в своего друга. Он часто приезжает на велосипеде к моему дому и спит в моей кровати. Мы засыпаем обнявшись. Он целует меня в лоб. Он говорит вещи вроде «Никто из моих друзей не позволял мне быть так близко к ним». Он говорит мне какая я умная и невероятная. Я уверена, что он тоже в меня влюблен, но между нами никогда не было ничего больше объятий.

Я пишу ему письмо. Я рассказываю о своих чувствах. Как-то вечером он приглашает меня в бар. Он говорит, что находит меня привлекательной, и я ему очень нравлюсь. «Но я не могу встречаться с толстой девушкой», — говорит он мне. Его слова словно лазеры разрезают мою кожу и проникают внутрь, обжигая самые потаенные части моей души. «Мой друзья меня на смех поднимут».

***

Мне 25 и меня бросил мой первый бойфренд. Я решила, что лучшей местью будет если я стану худой и красивой. (И может быть он захочет вернуться, если я стану меньше? Он ушел от меня, потому что мне было слишком много нужно – внимания, времени разговоров, слишком много. Может быть, если стать меньше, это поможет?) Я решаю избавиться от тех частей меня, которые слишком неправильные, неженственные, которых «слишком много».

Я присоединяюсь к программе Весонаблюдатели и покупаю членство в местном спортзале. Я тщательно считаю баллы продуктов, которые съедаю, зачастую я набираю за день баллов меньше своей нормы. Я хожу в зал несколько дней в неделю и провожу там часы. Мои икры горят, сердце стучит в ушах, я чувствую себя несчастной. Но я продолжаю. Ещё один километр. Тебя никто никогда не полюбит, если ты не пробежишь на этой дорожке ещё пол часа.

***

Я у врача из-за синусита. Сегодня дежурит только медсестра, я никогда не видела её раньше, мне нужны антибиотики или хоть что-то, чтобы эта боль прекратилась, и я могла уснуть. Она смотрит на меня и на мой 56 размер и настаивает, что мне нужно похудеть. Я смущаюсь. Я снова чувствую, как горят мои щеки, как тогда, когда мама обсуждала с педиатром сколько я ем и сколько вешу.

Она говорит, что если я не обдумаю вариант бариатрической хирургии, то умру. «Но вы измерили мне давление и все в порядке», — пытаюсь оправдываться я. Она говорит, что хоть сейчас всё хорошо, но это до поры до времени. Скоро у меня разовьется гипертония и диабет, начнут болеть суставы и меня разобьет инфаркт или инсульт. Возможно, я потеряю ступню. Она видела пациентов с диабетом, возможно, я потеряю всю ногу.

Я не знала, что сказать. Я сидела на диете и тренировалась, и сейчас у меня самый низкий вес за долгое время. У меня нет диабета. Они не видела мои анализы. Но я ей поверила, хотя и возненавидела её, потому что она озвучила мои самые большие страхи.

Я пошла на семинар в местной больнице, который проводила одна из ведущих бариатрических хирургических компаний. Выступал мужчина. Ему было около 50-ти. Он был всё ещё толстый, но не такой толстый как раньше. Он заметно сдулся. На нем была большая словно чехол рубашка и когда он двигался было видно, что его кожа висела на нем будто шторы, будто воск на плавящейся свече.

Он показал нам свой ужин – небольшой сэндвич-ролл. Он сказал, что каждый день должен пить протеиновые коктейли, а они явно на вкус не как МакФлурри. Он сказал, что всю оставшуюся жизнь ему необходимо пить витамины. Он подходил к сомневающимся женщинам (а на этом семинаре были одни женщины) и старался убедить их, что операция – это благо, меняющее жизнь. Он не выглядел счастливым, но утверждал, что счастлив. Потому что наконец-то потерял вес.

Женщина, которая сидела рядом со мной, сказала, что не уверена, что сможет навсегда отказаться от газировки. Я решила, что всё услышанное справедливая цена за худобу. Я решилась на операцию, но через неделю мне позвонили из бариатрического центра и сказали, что моя страховка не покрывает такую операцию. Я раздавлена.

***

Я работаю в большом городе. Мне 33. У меня хорошая работа и я отлично с ней справляюсь. Каждый день я перехожу улицу и иду к продуктовому магазину полезной еды за салатом за 16 долларов. Город полон худых, привлекательных, сильных людей.

На улицах полно важных мужчин в костюмах, которые спешат и всегда разговаривают по телефону. Я невидимка – они проходят мимо и делают вид, что не замечают меня. Врезаются в меня, если я не успевают отскочить с их пути. Они всегда идут только прямо. Поначалу я виновато старалась уступать им дорогу.

А затем провела эксперимент. Я не убегала с их пути. Я продолжала просто идти прямо. Они почти врезались в меня. Я заставляла их видеть себя, и они вздрагивали, слово очнувшись ото сна. Они становились беспокойными и злыми. Но они не были уверены, почему именно злятся, поэтому вновь устремляли свой взгляд вперед и продолжали свой путь. Внутри себя я улыбалась и удивлялась — как такое может быть? Ведь за годы своей жизни я выучила, что мое тело огромное и необъятное, почему же столько людей его не замечают.

***

Мне 34. Столько я не весила ещё никогда. Я стою в душе, мылю свою мягкую кожу и изгибы тела гелем для душа. Я смотрю на живот и хмурюсь. Может быть мне снова присоединиться к программе Весонаблюдателей? Я собираюсь выйти замуж через 6 месяцев – а что если я продолжу набирать вес и не влезу в свое свадебное платье? Все будут на меня смотреть. Будет видео. Будут фото. Я в панике. Я вспоминаю о теле, которое было у меня в 25.

В этот момент я начинаю анализировать свою жизнь. Я собираюсь замуж, за человека, который любит меня, мой живот, всю меня. У меня хорошая работа. Я вовремя плачу счета и только что купила машину мечты — голубой Вольксваген жук. Я пишу для своей работы – я профессиональный писатель, хотя большую часть времени веду блоги. У меня с моим будущим мужем есть дом, кот, недавно взятая из приюта собака. У меня всё это есть, и я толстая. Я здорова. Я осознала, что чтобы всего этого достичь не обязательно быть худой.
Я улыбаюсь.

***

Однажды ночью я рассматриваю старые фото на компьютере, на которых я была со своими друзьями в свои 20 лет. Я испытывают приступы грусти, глядя на них. Я была такой худой! Мои ноги были гораздо худее, а живот более плоским. Я тщательно их рассматриваю. Даже мои ступни были худее. Мое лицо было больше похоже именно на мое лицо, на то, как я вижу сама себя в своей голове. Я скучаю по острым скулам и четким чертам лица. Моё лицо сегодня такое мягкое, такое округлое.

Я не могу оторвать глаз от фото самой себя. Я была такой милой и даже не понимала этого. Я ненавидела себя. Я наказывала себя. Я винила себя за всё: за плохую работу, за то как со мной обращались жестокие мужчины, даже за свою неспособность вовремя платить счета я винила своё тело.

Я переполнена сочувствием и грустью к этой девушке. Она была такой печальной и такой несчастной. Я переполнена любовью к ней и к себе. Я осознаю, что у меня не было понимания, как именно выглядит мое тело и мое тело столько лет несло вину за то, к чему не имеет никакого отношения. Я осознала, что я не могла видеть себя такой, какая я есть после всех этих лет стыда, грусти и вины.

Мое тело – это сильнейшая конструкция, которая выстояла войну, бомбы, падение городов и продолжает стоять крепко. Оно красивое, как старинная частично разрушенная сторожевая башня, оно символ силы, которая пробивается через все сложности. Оно испытало на себе последствия самого разного оружия, но несмотря ни на что — выстояло.

Интересно, что я буду думать, когда посмотрю на сегодняшние свои фото через 10 лет.

Автор — Линда fluffykittenparty

Смотри также:

Ще редакція Сlutch радить прочитати:

Топ-5 перекусів: корисна ситість під рукою